Кинешемец.RU продолжает приглашать в гости интересных горожан. На этот раз собеседником редакции стал известный в городе и за его пределами художник Евгений Трофимов. В его картинах живет, меняется и развивается Кинешма — город, где живописец прожил всю свою жизнь. Недавно в картинной галерее открылась персональная юбилейная выставка мастера, на которой представлены работы художника за последние двадцать лет.

— Евгений Сергеевич, более полувека вы наблюдаете за жизнью Кинешмы — это целая эпоха. Есть ли разница между впечатлениями юношескими и, так скажем, зрелого человека?

— Чем больше тебе лет — тем быстрее летит время. Один из моих друзей недавно нашел объяснение — почему. Допустим, когда тебе 16 лет, то до 17 ты проживаешь одну семнадцатую своей жизни, а она довольно-таки длинная, а когда тебе уже 60, то проживаешь одну шестидесятую. Я люблю отрывные календари, и сейчас стал замечать, что отрываю сразу по пять-десять листочков — дни пролетают незаметно. Раньше не знал, куда девать время, а теперь ничего не успеваю и измеряю его пятилетками — юбилейными выставками. Переосмысливаю все каждые пять лет. Сейчас хочется писать глубокие вещи, чтобы на выставке люди не шли мимо картин на одинаковой скорости, а чтобы задерживался взгляд, чтобы они трогали душу, чтобы можно было смотреть долго, а добиться этого непросто.

— Я родился и жил напротив церкви на улице Советской, и когда отцу дали квартиру в Сокольниках, мне очень не хотелось переезжать. Лишь спустя двадцать лет, когда удалось решить вопрос с мастерской, я снова вернулся обратно, в столь любимое мною сердце города. Кинешму я писал всегда, пейзажи меня не так вдохновляют, как улицы, дома, окна, заборы… Когда очень много пишешь, появляются знаковые места, как я их определяю для себя. У нас на самом деле не так уж много видовых точек, которые бы сами просились на холст. Иногда думаешь: сделал открытие, вон какое место нашел! А потом смотришь, студенты (раньше приезжали ивановские, московские) на те же места и встали.

— Когда пишешь много лет, появляются новые идеи. Например, рисуешь площадь с одной стороны, с другой, на следующий год опять, но если писать одинаково — самому скучно становится. В итоге появляется мысль поработать в новой манере. А кто или что может в постинститутской жизни стимулировать по-новому писать? Это, как, кажется, у Фалька, «пергаментные учителя», то есть книги. Так когда-то мне понравился Лентулов: ярко, четко и в то же время фантастически. Мои первые «насмотренные» на иллюстрации вещи заставляли быстрее браться за работу, скорей попробовать что-то новое.

Свою первую работу, написанную под впечатлением от Лентулова, я храню, правда, выполнена она более сдержанно. Но со временем я наглел, сдержанности было все меньше. Однажды Елизавета Ивановна Баженова, увидев мою картину с изображением площади у речного вокзала, заявила, что я наглец, а я ответил, что в этом-то и есть свобода, как будто я оторвался от чего-то. Как говорят, «учись академизму в своих художественных вузах и вовремя все забудь», тогда что-то получится. И потом: живописцев-реалистов множество, я уже давно понял, что так не напишу и решил, что буду писать так, как мне нравится.

— Поскольку писал всегда натуру в центре Кинешмы, это собирало большую толпу зевак, кто и что скажет я всегда слышал, а это нужно выдержать. И я себе говорил: «Каждая линия должна быть сделана художником, а не обывателем». Старался, чтобы с первых минут работа вызывала интерес, место было узнаваемым для любого случайного прохожего. Матисс считал, что линию не следует исправлять, она и есть то, что нужно, первое впечатление, которое нужно оставить. Вот такие учителя...

— Писали только по вдохновению?

— Я долгое время дружил с Владимиром Телиным, народным художником России, мне повезло с ним познакомиться. Однажды он говорит: «Женя, ты пишешь по вдохновению, когда хочешь. А я хочу — пишу, не хочу — все равно пишу». Он был преподавателем в Московской художественной академии имени Сурикова. Когда-то я, правда, следовал девизу Ван Гога «Ни дня без линии», старался хоть что-то, но написать.

— В какой-то момент я понял, что могу менять пространство, трансформировать его, в компьютере пробовал, двигал — деревья, дома, заборы, улицы. Так и писал — наглел! Делал открытия. Например: хочу написать какую-то улицу, но я не вижу все компоненты, все дома, которые хочется впихнуть в холст. Тот дом за пригорком, другой за деревом или закрыт третьим домом. Тогда все это по очереди фотографируешь и потом компонуешь, как тебе надо, а раньше надо было десятки этюдов написать. Но насколько меня хватило? Картин 5 или 6 сделал и стало скучно, появилась новая идея — писать не конкретные вещи, а пластическое событие, цвет, когда меняешь на ходу цветовую композицию, трансформируешь прямо на месте. Мне это очень нравилось, я чувствовал себя действительно художником, потому что чем дальше уходил от фотографии, тем больше в картине было меня самого.

Сейчас многие люди выкладывают свои работы в интернете, часто заметно, что написано с фотографии. В работах нет художника как такового, это даже хуже примитивизма(примитивист пишет натуру, как видит, но не фотографию). Вот когда идет синтез, когда ты умеешь этим пользоваться, то можешь себе позволить играючи так сделать. Вещи, которые я писал компонуя таким образом, были востребованы, они получались интересными. Но все равно, чтобы картина состоялась, в нее нужно вписывать натурные вещи.

— Бывало ли, что Муза Вас покидала?

— Конечно, случаются так называемые «застои». Не хочется ничего, но я ловлю себя на мысли, что даже когда ничего не делаешь, все равно где-то на подкорке что-то работает. Поэтому после перерыва часто получаются вещи более свежие, и в минуты «паузы» понимаешь, что ты что-то сочиняешь, что так нужно. Надо бы еще ездить везде, новизна требуется, глаз «замыливается», красоты не видишь, поскольку живешь постоянно в этой среде, да и переписано много. Но чужие города и пейзажи меня не вдохновляют.

— Я буду субъективен, поскольку являюсь членом комиссии по фасадам домов. Но наблюдая за принимаемыми решениями, часто думаю, что они не такие, как хотелось бы. Если же говорить о центре города, то нет, я бы не хотел что-то менять. Другое дело, что требуется реставрация, а так… Хотя, есть советский фильм «Вторжение», снимался в Кинешме: ухвачена базарная площадь и «Пассаж», к нему по узкой лестнице поднимаются люди, ее сейчас нет, а жаль. Она очень живописная была и удобная, несколько раз я пытался замолвить словечко, но теперь там магазин сделали, потому идея вряд ли воплотится.

Изменяется улица Горького, там четыре или пять домов предлагалось сделать, таких, как дом с башенкой, пусть медленно, но меняется, при этом не нарушается исторический центр, а город улучшается. На Кинешемке есть сейчас яхт-клуб, мне кажется, он очень украшает реку, можно было бы и домами застроить ту сторону дамбы. Вид был бы — как проспект. Я написал года два назад или чуть больше вид из бора на Кинешемку. Когда мы смотрим из парка в сторону моста, что мы видим? Узкую полоску земли, много воды и неба.

Я в своих картинах с этим всегда борюсь, наоборот стремлюсь все пространство занять домами, окнами, городом, оставив лишь узкую полосу неба или воды — мне ее достаточно. Так вот, на картине я максимально приблизил берег с теремом, потому что реально если смотреть, то его надо в бинокль оттуда рассматривать. И добавил яхты, просто пофантазировал. А потом архитектор города смеется: «Ты провидец, здесь яхт-клуб будет!» Вот так фантазии воплощаются в жизнь.

Наша Кинешма прекрасна, но я для себя понял, что в городе нет готовых видов, чтобы фотографировать и писать. Надо все через себя пропускать, добавлять себя в каждую картину, работать над ней, и тогда только что-то получится. Как композитор музыку сочиняет. Так и здесь. Музыка кистью на холсте.

— Когда у нас добавился Нижний бульвар, стало еще лучше. Цель-то, видимо, была укрепить берег, а получилось неожиданно еще и украшение. Единственное, что вызывает сожаление, что у нас не останавливаются теплоходы большие — это и развитие, и движение, и живописно очень. Еще такая мысль: в Плесе Левитан есть, а у нас — Кустодиев, которого вдохновляла Кинешма. Надо бы поставить скульптуру его с мольбертом, раму, для туристов привлекательно. Вообще, у нас не хватает скульптур, архитектуры малых форм, что оживило бы центр. Когда ребята на праздники встают живыми скульптурами — очень здорово смотрится.

— В Бресте есть улица кованых фонарей с персонажами Гоголя, очень стильно и интересно выглядит. Туристы едут со всех уголков. У нас в Кинешме что-нибудь подобное вписалось бы?

— Да, это очень здорово. Сейчас много всяких идей и в интернете выкладывают, мне обидно, что у нас подобного даже не предлагают, вот ларек поставить на бульваре — пожалуйста, а придумать что-то необычное… Я думаю, чтобы такие мысли появились, городом должен долго управлять один человек. Чтобы он полюбил Кинешму, даже если он не из местных. Тогда и движение будет. Но все же Кустодиев меня греет больше всего, он художник, это позволит быть более легкими, подвижными. У нас есть Островский еще, кустодиевские купчихи вполне органично переплетались бы с персонажами Александра Николаевича, тогда можно бы и фривольности какие-то допускать художественные, фигурки, скульптурки оформлять свободнее. Мне близко все, что сделано смело.

— Когда-нибудь придет время Кустодиева с Островским, а пока… Делать ограждения, дороги, тротуары, лестницы. Где не нужны большие деньги, понемногу. Кованые перила, например, очень украсили бы центр — и не так накладно. Хочется, чтобы наши руководители смотрели на все творчески, на каждый уголок нашего города. Ведь он, на самом деле, не так велик, его можно за час весь обойти. Только начинать нужно с малого, понемножку. Если по-хозяйски отнестись, то наш центр станет конфеткой! Сейчас же Кинешма красива, если фотографировать фрагментарно и не слишком близко...